Глаза Кэлли остекленели, опьяненные похотью, и я задаюсь вопросом, смогу ли я заставить ее кончить вот так одними словами и обещаниями.

— Я хочу быть над тобой, под тобой, позади тебя… Хочу, чтобы ты была слабой, истощенной от оргазмов, охрипшей от крика моего имени. Мне понадобятся часы, детка, чертовы дни.

Ее бедра приподнимаются, трутся об меня, заставляя нас снова разгорячиться.

— Да… Боже, Гарретт, я тоже этого хочу.

— Кэлли! — снова кричит миссис Карпентер. — Ты меня слышала?

Я сдаюсь. И снова падаю на кровать.

— Да! — кричит Кэлли в стену. — Да, я иду.

А потом она стонет, улыбаясь и глядя на меня сверху вниз.

— За исключением того, что я не кончила (игра слов, coming имеет два значения идти и кончать).

Я смеюсь, хотя мне и больно. И мой член начинает думать о новых, изобретательных способах убить меня за то, что я так с ним играю.

Кэлли делает глубокий, успокаивающий вдох. Затем она отстраняется от меня, становясь рядом со своей блестящей новой кроватью.

— Ты хочешь остаться на ужин?

— Нет, спасибо, — я опускаю взгляд на массивную выпуклость, натягивающую мои штаны. — Я собираюсь просто отправиться домой и подрочить разок. Или, может быть пять.

Она наклоняется, ее волосы падают вокруг нас, когда она целует меня в губы.

— Аналогично.

Глава двенадцатая

Кэлли

В понедельник я начинаю уроки с показа фильма "Магазинчик ужасов" 80-х годов своим классам, — как будто одного подкупа было недостаточно — и теперь кажется, что я им нравлюсь больше. Думаю, что день видео в классе никогда не устареет.

Затем мы начинаем прослушивания. Я вывожу их всех на большую сцену в зрительном зале, потому что на сцене, с прожектором на твоем лице и бесконечными рядами сидений, смотрящих на тебя… весь мир выглядит по-другому.

Я сижу за столиком, сразу за оркестровой ямой, рядом со мной Майкл, а другие студенты собираются сзади, тихо разговаривают и смотрят в свои телефоны. Я вызываю их одного за другим — каждого студента, который записался на место в команде. Джеймс Таунден, выпускник, планирующий поступить в Джульярд в следующем году, освобождается от занятий, чтобы сопровождать прослушивания на фортепиано. Как только они окажутся на сцене, я заставлю их спеть "С днем рождения". Это быстро, все ее знают, и это дает мне отличное представление об их вокальном диапазоне.

Брэдли Бейкер идет первым.

— Я хочу быть Одри 2, — заявляет он с центральной сцены. — Он звезда шоу, и у него большая голова — я был рожден, чтобы играть эту роль.

— Принято к сведению, — говорю я ему, складывая руки на столе.

Затем Брэдли начинает прыгать по сцене, размахивать руками, выкрикивать песню о дне рождения. У него ужасный голос… но он забавный. Даже чересчур.

— Дантист, — говорю я Майклу. — Орин Скривелло. Брэдли идеально подходит для этого.

Следующий — Тоби Гесслер. Судя по всему, он рэпер в "SoundCloud" со сценическим псевдонимом "Merman". Недавно я узнала, что "SoundCloud" — это площадка для самостоятельной публикации музыки: дети публикуют свои песни на сайте в надежде создать базу поклонников, может быть, их обнаружит студия. Большинство из них… не очень хороши. И Тоби ничем не отличается. Он стоит на сцене в бейсбольной кепке задом наперед, с огромными белыми солнцезащитными очками на лице и толстыми золотыми цепями, звенящими на шее, и поет песню о дне рождения.

Это… специфично. Некоторые сказали бы: смело. И я знаю идеальную роль для Тоби.

— Он будет хором. Кристал, Ронетт и Шифон, — говорю я Майклу.

Он записывает это на свой айпад, но почесывает за ухом.

— В фильме они были девушками. Разве они не должны быть девочками?

— Помнишь, что я говорила о театре? Мы накладываем на это свой отпечаток. — Я оглядываюсь на Тоби, когда он ныряет в какие-то движения брейк-данса. Они тоже не очень хороши. — Может быть, мы заставим его читать рэп по песням.

Я подношу руку ко рту и начинаю свой собственный бит-бокс. Затем я читаю рэп "Ма-ма-магазинчик ужасов", заканчивающийся классическим хип-хоп жестом рукой.

— Что ты об этом думаешь? — поддразниваю я. — Это работает?

Майкл выглядит так, как будто он напуган.

— Ни… никогда больше так не делайте, мисс Карпентер.

Я смеюсь, потом думаю о кое-чем другом, щелкая пальцами.

— Мы должны заставить Тоби надеть смокинг. У мистера Рэмси, отца Кайлы, есть место в торговом центре, где берут напрокат смокинги, верно? Может быть, он сдаст его нам бесплатно в обмен на рекламное место в афише.

— Это умно, — он кивает.

— Вот почему я зарабатываю большие деньги, — я постукиваю себя по виску. — В ближайшие месяцы я также возьму Симону, чтобы проверить местные благотворительные магазины на предмет возможных костюмов.

А Тоби все еще читает рэп.

— Спасибо, Тоби, — кричу я.

Он подает знак мира пустому залу.

— С вами был Merman! Юху! Увидимся в следующем туре!

— Следующая… Лейла Мартинес, — объявляю я.

И, как ниндзя, Дэвид Берк опускается на пустой стул рядом со мной.

— Это место занято? — он подмигивает.

Затем его бледно-голубые глаза останавливаются на Лейле, пока она медленно, напряженно поднимается по боковым ступеням, как будто идет на гильотину. Дэвид ободряюще кивает, и она смотрит на него в ответ, как будто его взгляд — единственное, что удерживает ее на ногах. Как только она оказывается в центре сцены, по залу разносятся бодрые ноты пианино. Но Лейла упускает свой момент. Она облизывает губы, ее лицо бледнеет, как будто ее сейчас стошнит.

Джеймс прекращает играть, затем снова начинает песню.

Лейла крепко зажмуривает глаза.

— Я передумала. Я не могу этого сделать.

— Она просто напугана, мисс Карпентер, — тихо говорит Дэвид. — Но она хороша, Вы должны ее услышать. Лейла действительно хороша.

Я встаю и протягиваю руку в сторону Джеймса, чтобы он прекратил играть.

— Эй, — окликаю я Лейлу. Она устремляет на меня свои измученные глаза. — Все в порядке. Это страх сцены, это случается со всеми. Когда я училась в средней школе, меня тошнило перед каждым выступлением.

— По-настоящему? — спрашивает Лейла.

— Да. Я всегда держала при себе зубную щетку и зубную пасту. — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно и уверенно. — Но я знаю один трюк. Это помогло мне, и уверена, что это поможет и тебе тоже. Я хочу, чтобы ты повернулась и закрыла глаза. Блокируй все, так чтобы остались только ты и песня.

Взгляд Лейлы метнулся к Дэвиду, затем снова ко мне.

— Вы сможете услышать меня, если я буду смотреть в другую сторону?

— Это не имеет значения. Все, что имеет значение, — это то, что ты способна встать там и пройти через это. Шаг за шагом. Ты попробуешь это для меня, Лейла?

Она прикусывает нижнюю губу.

— Ладно. Да, я постараюсь.

— Хорошо.

Лейла оборачивается, и я киваю Джеймсу, который снова начинает играть.

Затем, через несколько мгновений, Лейла начинает петь.

Срань господня, она что, умеет петь?

Она колеблется, сначала колючая, но потом ее голос выравнивается и повышается. У нее идеальный слух, ее голос дымчатый и мягкий, как густой мед. У нее есть диапазон, охват, скрытая сила — это так ясно, даже в нескольких простых нотах песни. Но более того, каждое слово наполнено эмоциями, таким пением, которое рассказывает свою собственную историю, таким голосом, который может разбивать сердца и открывать души.

— Вау, — шепчу я.

Дэвид улыбается мне, все его лицо светлеет, он выглядит моложе.

— Я же Вам говорил.

Когда Лейла заканчивает, я аплодирую — все аплодируют — даже дети сзади, которые не обращали внимания, прежде чем она начала петь.

Вьющиеся волосы Лейлы развеваются, когда она оборачивается и смеется.

— Я сделала это!

— Одри, — говорю я ей, волнение взрывается в моем животе, как сумасшедшая шипучка. — Ты наша Одри.