— Преподавание? Не знаю, это было бы странно.

Моя сестра машет рукой.

— У тебя степень магистра в театральном искусстве, — ее голос приобретает дразняще-издевательский тон, — и ты теперь исполнительный директор, ла-ди-да. Театральный класс средней школы должен быть для тебя легким делом.

Примечание от Кэлли из прошлого для Кэлли из будущего: "Должен быть" — вот главные слова.

— Гарретт все еще преподает в средней школе?

— Конечно, да, — Коллин кивает, — и еще он тренер.

— Это может сделать все еще более странным.

— Да ладно, Кэлли, — говорит моя сестра, — это было целую вечность назад — не похоже, что вы расстались на плохой ноте. Неужели будет так плохо увидеть его снова?

Мой желудок делает небольшой кувырок, как Алиса, падающая в кроличью нору, потому что увидеться с моим школьным парнем снова, было бы совсем не плохо. Просто… все чудесатее и чудесатее.

Я выдыхаю.

— Хорошо. Это может сработать. Это может быть катастрофа, но это может сработать. Я сделаю несколько телефонных звонков первым делом утром.

Сестра похлопывает меня по руке.

— Давай, пойдем в дом, ты, наверное, устала. Я зашла в магазин за кое-какими припасами, я принесу их.

Я люблю запах дома моих родителей — он уникален, ни одно место на земле никогда не будет пахнуть так же, как это. Запах смягчителя ткани, апрельская свежесть из прачечной, и я снова становлюсь одиннадцатилетней, забирающейся под прохладные летние простыни в своей кровати. Запах сигар и Олд спайс в гостиной, и я мгновенно становлюсь семнадцатилетней, обнимающей отца, когда он кладет мне в ладонь ключи от своего дорогого Бьюика, мои свежезаламинированные водительские права лежат в заднем кармане джинсов, а голова гудит от предвкушения свободы. Запах жареной индейки из кухонной плиты, и в моей голове проносятся десятки лет семейных ужинов.

Это как машина времени.

Моя сестра проходит мимо меня на кухню и ставит коричневый бумажный пакет в своих руках на стойку. Затем она достает бутылку вина и ставит ее на винный стеллаж под шкафом. Потом еще одну бутылку.

И еще одну.

— Что ты делаешь? Я думала, ты сказала, что купила продукты?

Коллин ухмыляется.

— Я сказала, что купила припасы, — она протягивает бутылку "Пино нуар", — и мы с тобой обе знаем, что, если наш рассудок собирается пережить время, необходимое для заживления этих старых костей ног, нам понадобится каждая бутылка.

Моя сестра мудра.

И это правда, когда говорят, что жизнь стремительно настигает тебя. А потом сбивает с ног.

Глава четвертая

Гарретт

— Ты хороший ребенок, Гарретт.

Мишель МакКарти. Она была сумасшедшей штучкой, когда я учился в Лейксайде, а теперь она мой босс. Я сижу напротив нее, в ее кабинете, за полчаса до того, как мне нужно будет выйти на футбольное поле, чтобы начать последнюю неделю августовских тренировок.

— Ты всегда был таким. Ты мне нравишься.

Она лжет. Я не был таким уж хорошим ребёнком, и я ей не нравлюсь. Мисс МакКарти никто не нравится. Она как Дарт Вейдер. Если бы Дарт Вейдер был директором средней школы, то ее ненависть придает ей силы.

— Спасибо, мисс МакКарти.

Хотя я уже взрослый человек, я не могу заставить себя называть ее по имени. Так было со всеми взрослыми, с которыми я рос в городе — это все равно, что называть мою маму Ирен.

Мишель… нет… слишком странно.

Тот факт, что она выглядит почти так же, как и тогда, когда я впервые ее встретил, только усугубляет ситуацию. У нее одно из тех нестареющих лиц — упругие, круглые щеки, ореховые глаза, копна рыжевато-коричневых волос — тип женщины, которая выглядит лучше с небольшим лишним весом, и которая выглядела бы как дряблый, сдувшийся воздушный шар, если бы была слишком худой.

Мисс Маккарти достает из верхнего ящика стола синюю пластиковую баночку Тамс от изжоги, откидывает голову назад и высыпает немного в рот.

— Ты лидер в этой школе, — говорит она мне, хрустя мелкими таблетками. — Другие учителя равняются на тебя.

Не каждый учитель держит свое дерьмо в узде, как я. На самом деле, большинство из них — это пугающе беспорядочные люди. Неразбериха в личной жизни, проблемы в отношениях со своими детьми, неуравновешенные личности, которые с трудом могут сохранять стабильность в течение семи часов в день, но время от времени появляются трещины в их облике. Об этих трещинах вы и читаете в газетах — когда учитель, наконец, сходит с ума от злости на ученика всезнайку или бросает стул в окно класса, потому что один ребенок пришел на урок без карандаша.

Именно так в прошлом году ушел наш бывший заместитель директора, Тодд Мелонс.

И именно поэтому я знаю, что Маккарти собирается сказать дальше.

— Именно поэтому я хочу повысить тебя до заместителя директора.

Она наклоняется вперед, смотрит мне в глаза, как стрелок с Дикого Запада на пыльной, заросшей травой главной улице в полдень, и ждет, когда я достану свой пистолет, чтобы выбить его у меня из рук.

Но у меня нет пистолета — или, в данном случае, отговорки. Слишком сложно — я хочу быть прямым стрелком.

— Я не хочу быть заместителем директора, мисс МакКарти.

— Ты амбициозен, Дэниелс. Позиция заместителя директора — это еще один шаг к тому, чтобы стать здесь главным. Ты можешь начать настоящие перемены.

Перемены переоценены. Если что-то не сломано, не надо это исправлять — и с моей точки зрения, в средней школе Лейксайд нет ничего сломанного.

Мне нравится быть главным, и нравится принимать решения. Но я не долбаный идиот.

Быть заместителем директора — отстой. Слишком много головной боли, мало плюсов. И дети тебя ненавидят, потому что ты — дисциплинарный работник, отвечающий за задержания, отстранения от занятий и соблюдение дресс-кода. По определению, работа заместителя директора заключается в том, чтобы высасывать все веселье из средней школы, и, хотя старшеклассники могут быть абсолютно эгоистичными, дерьмовыми, маленькими панками, иногда они могут быть очень смешными.

В прошлом году, второклассник принес петуха в школу в первый день. Он выпустил его в коридоре, а тот везде гадил и кукарекал. Уборщики были в ужасе. А я думал, что это было уморительно.

Но Тодд Мелонс не считал это уморительным. Он не мог — он должен был жестко наказать парня, сделать из него пример и нянчиться с ним в течение шести недель субботнего заключения. Если бы он этого не сделал, то каждый день в году по школьным коридорам бродили бы гребаные сельскохозяйственные животные.

Учителя, не являющиеся администраторами, все еще могут наслаждаться весельем. А в некоторые дни веселье — это единственное, что помогает нам пережить день.

Маккарти поднимает руки, жестом указывая на тесные стены бежевого цвета.

— И однажды, когда я выйду на пенсию, все это может стать твоим.

Она никогда не выйдет на пенсию. Она одинока, у нее нет детей, она не путешествует. Она умрет за этим столом, сжимая в руках баночку Тамс, вероятно, от обширного сердечного приступа, вызванного стрессом, к которому привели глупость моих коллег и дряхлость ее многолетней секретарши — милой миссис Кокаберроу.

Нет, спасибо.

— Я не хочу быть директором, мисс Маккарти, — я качаю головой, — никогда.

МакКарти хмурится, показывая мне раздраженное лицо директора, которое я помню со времен моей юности. Это заставляет меня снова почувствовать себя семнадцатилетним только что пойманным и получившим удовольствие в чулане уборщицы.

— Ученики уважают тебя. Они слушаются тебя.

— Мои игроки уважают меня, — поправляю я ее, — потому что знают, что я могу заставить их бегать до тех пор, пока их не стошнит. Ученики считают меня молодым и крутым, но это изменится, если я перейду в кабинет заместителя директора. Тогда они просто будут думать, что я придурок. Я не хочу быть придурком, мисс Маккарти.

Ее глаза сузились, а симпатичное пухлое лицо исказилось.